— Спасибо, позвоню.

Прежде чем выйти из отдела, Эйнсли взял портативный диктофон и спрятал его в карман пиджака. Что бы ни взбрело Дойлу сообщить напоследок, его слова переживут его самого.

В вестибюле здания главного полицейского управления рядом со стойкой дежурных его уже дожидался Родригес.

— Я взял документы на машину — тридцать шестой бокс на стоянке. И мобильный телефон. — Хорхе был самым молодым детективом в их отделе, и Эйнсли частенько приходилось помогать ему, но сейчас его юношеское рвение оказалось как нельзя кстати.

— Тогда поехали.

Они быстро вышли из здания и сразу почувствовали удушающую влажность, которая обволакивала Майами много дней кряду. Эйнсли взглянул на небо. Яркие звезды, луна и лишь кое-где крохотные кучевые облачка.

Несколько минут спустя они выехали на Третью Северо-Западную авеню (Хорхе, естественно, за рулем). Через два квартала начиналась эстакада федеральной дороги номер девяносто пять, протянувшаяся на пятнадцать километров в северном направлении. Она выводила затем на Флоридское шоссе, по которому им предстояло мчаться долгих четыреста пятьдесят километров.

Часы показывали двадцать три десять.

Сине-белый “шевроле импала” имел полную полицейскую оснастку и был снабжен кондиционером.

— Включить маячок и сирену? — спросил Хорхе.

— Пока не надо. Посмотрим, как пойдут дела. Поддай-ка для начала газу.

Транспортный поток почти иссяк, и их автомобиль легко набрал сто двадцать километров в час. Они могли себе это позволить: автомобиль с полицейской маркировкой не остановят за превышение скорости даже за пределами Майами.

Удобно устроившись на сиденье, Эйнсли некоторое время смотрел в окно. Потом он вдруг решительно взял трубку сотового телефона и набрал свой домашний номер.

Глава 2

— Я не верю, Малколм! Я просто отказываюсь в это поверить!

— Боюсь, что дело обстоит именно так, — сказал он уныло.

— Ах, ты боишься! Чего же, позволь поинтересоваться, ты боишься?

А ведь всего полминуты назад, услышав его голос, Карен радостно спросила:

— Когда ты будешь дома, милый?

Как только он сказал, что нынешней ночью домой не приедет, она, обычно такая сдержанная, выплеснула весь свой гнев. Он пытался объясниться, рассказать, чем приходится заниматься, но безуспешно.

— Значит, ты боишься обидеть это отребье рода человеческого, этого подонка, которого и казнить-то мало! Боишься упустить новые омерзительные подробности очередного расследования, так? Тогда почему же ты не боишься — ничуточки не боишься — довести до слез своего сына в его день рождения? А ведь он так ждал, считал дни, надеялся на тебя…

Каждое ее слово — правда, подумал Эйнсли с тоской. Но все же… Ну как ей объяснить?! Как растолковать, чтобы поняла, что сыщик, а тем паче детектив из отдела расследования убийств, на службе всегда. Что он обязан был поехать. Что нет такого предлога, под которым он мог бы отказаться, как бы ни складывалась его семейная жизнь.

— Мне и самому очень жаль Джейсона, — голос его звучал тускло. — Ты должна понимать хотя бы это.

— Должна? А я вот, представь, не понимаю. Потому что, если бы тебе не было наплевать, ты бы уже приехал домой, а не направлялся в гости к убийце, который для тебя важнее всего на свете, даже твоей семьи.

— Карен, я должен был поехать, — сказал Эйнсли уже много тверже. — У меня не было выбора. Не было, и все!

Она промолчала, Эйнсли продолжил:

— Послушай, я постараюсь вылететь из Джексонвилла или Гейнсвилла и присоединюсь к вам уже в Торонто. Только захвати мой чемодан.

— Но мы должны лететь все вместе — ты, я и Джейсон. Мы одна семья! Или ты забыл об этом?

— Перестань, Карен!

— О таком пустяке, как день рождения моего отца, я вообще молчу. А ведь ему семьдесят пять, кто знает, много ли еще отпущено. Но все это не в счет, не имеет значения в сравнении с этим Зверем. Ты его так называешь? Это животное тебе действительно важнее всех нас!

— Не правда!

— Докажи! Где ты сейчас?

Эйнсли поискал было глазами дорожный указатель, но потом помотал головой.

— Нет, Карен, я не могу повернуть назад. Жаль, что ты не хочешь понять меня, но решение принято.

Карен опять немного помолчала, а когда снова заговорила, голос ее срывался. Эйнсли чувствовал, что она сейчас заплачет.

— Господи, что же ты с нами делаешь, Малколм… Он не нашелся сразу подобрать нужные слова и услышал щелчок — она положила трубку. Со вздохом Эйнсли отключил мобильный телефон. Сразу пришли в голову покаянные мысли о том, как часто он и раньше расстраивал Карен, когда приходилось ставить во главу угла служебный долг. Припомнились слова, которые бросила ему Карен неделю назад: “Малколм, так дальше продолжаться не может”. Он отчаянно надеялся, что она сменит гнев на милость и на этот раз.

В машине воцарилось молчание. У Хорхе достало такта не нарушать его. В конце концов Эйнсли мрачно сказал:

— Моя жена нарадоваться не может, что вышла замуж за полицейского.

— Сильно рассердилась? — сочувственно спросил Хорхе.

— Вне себя, хотя я никак не возьму в толк с чего бы, — криво усмехнулся Эйнсли. — Вся моя вина лишь в том, что я испортил семье отпуск, потому что мне надо встретиться с убийцей, который утром будет мертв. На моем месте любой добропорядочный отец семейства поступил бы так же, верно?

— Но ведь вы работаете в отделе убийств, — пожал плечами Хорхе. — Есть вещи, от которых мы не можем отказаться. Посторонний не всегда это поймет… Нет, я лично никогда не женюсь, — резюмировал он решительно.

При этом Хорхе вдруг резко нажал на акселератор и обошел слева одну машину, подрезав при этом другую. Ее водитель возмущенно засигналил.

— Осторожнее, ради всего святого! — зарычал Эйнсли. Затем он повернулся и взмахнул рукой в надежде, что обиженный водитель воспримет этот жест как извинение. — К смерти приговорен Дойл, а не мы с тобой, — сказал он уже более спокойно.

— Извините, сержант, — нахмурился Хорхе. — Немного увлекся гонкой.

Эйнсли понял, что Лео Ньюболд был прав. Хорхе действительно иногда опасен за рулем, но это нисколько не умаляло его чисто кубинского обаяния. На слабый пол оно действовало особенно сильно. Каждая из тех потрясающе красивых женщин, с которыми он встречался, была от него без ума, но по неясным причинам он всякий раз быстро находил ей замену.

— И с твоими замашками ты еще думаешь о женитьбе? — спросил Эйнсли.

— Должен же я рассмотреть все варианты.

— Ты и рассматриваешь, донжуан эдакий! Я заметил вчера, даже Эрнестина не смогла устоять перед твоими чарами.

— Эрнестина — обычная шлюха, сержант. Банкноты в бумажнике, вот и все чары.

— У меня тоже были при себе деньги, но со мной она не заигрывала.

— Верно. Это потому, что.., не знаю, как сказать… Потому что вас все уважают. Для такой девицы это было бы все равно что строить глазки родному дядюшке.

Эйнсли только улыбнулся.

— Ты вчера хорошо поработал, Хорхе. Я был горд за тебя, — сказал он и откинулся на спинку сиденья…

Пожилой турист Вернер Нойхаус взял напрокат “кадиллак” для прогулки по Майами и заплутал в переплетении пронумерованных улиц города, многие из которых в придачу к номеру имеют еще и название, а иногда и не одно. Потеряться в Майами немудрено даже для местного жителя. На свою беду, незадачливый немец заехал в Овертаун — недоброй славы район, — где на него напали, ограбили и застрелили. Тело преступники выбросили из машины, а “кадиллак” угнали. Бессмысленное и жестокое убийство. Если мотивом мерзавцев было ограбление, они без труда могли завладеть деньгами туриста, не убивая его.

Похищенный автомобиль был сразу же объявлен в розыск.

Поскольку убийство иностранца было чревато международными осложнениями, “отцы города” — мэр, члены городского совета и начальник полиции — потребовали раскрыть это дело как можно скорее. Конечно, урон репутации Майами уже был нанесен, но быстрый арест убийцы мог бы поправить дело.