Малколм и теперь получал иногда весточки от Рассела, который оставался независимым католическим священником и был счастлив в семейном союзе с бывшей монахиней, в последнем письме он сообщил, что у них двое детей.

Шасси авиалайнера компании “Дельта” нежно коснулись посадочной полосы аэропорта Атланты. Теперь Эйнсли оставалось только совершить двухчасовой перелет до Торонто.

Он не без удовольствия заметил, что мысли непроизвольно переключились с событий прошлого на приятные дни, которые ждали его впереди.

Глава 5

По выходе из таможенной зоны аэропорта Торонто Малколм сразу увидел табличку с надписью ЭЙНСЛИ, которую держал в вытянутой вверх руке молодой человек в шоферской униформе.

— Вы мистер Эйнсли из Майами? — спросил он учтиво, когда Малколм замедлил шаг.

— Да, но я никак не ожидал, что…

— Генерал Гранди прислал машину встретить вас. Позвольте вашу сумку, сэр.

Джордж и Вайолет Гранди, родители Карен, жили в Скарборо-Тауншип, на самой восточной окраине Большого Торонто. Поездка заняла час с четвертью, то есть дольше обычного, виной тому был прошедший накануне обильный снегопад, снег успели убрать лишь с магистрали — четыреста первого шоссе, над городом висело унылое серое небо, слегка подмораживало. Как многие обитатели Флориды, попадающие зимой в северные широты, Малколм с удивлением обнаружил, что одет слишком легко. Если Карен не догадалась захватить его теплые вещи, придется одолжить или купить что-нибудь.

А вот прием, который ожидал его в скромном доме семьи Гранди, своей теплотой превзошел все его ожидания. Как только машина остановилась у крыльца, входная дверь распахнулась, и вся семья высыпала на улицу встретить его. Карен первой обняла и поцеловала его, шепнув:

— Господи, как хорошо, что ты приехал!

Эта ласка стала для него приятной неожиданностью, а тут еще Джейсон тянул его за полу плаща с криком: “Папа! Папочка приехал!” Эйнсли высоко поднял его и весело крикнул: “С днем рождения!” А потом сгреб в охапку их обоих, троица переплела руки в дружном объятии.

Торжество по случаю двойного дня рождения продолжалось глубоко за полночь. Утро следующего дня они проспали, а после обеда Малколм, Карен и Джейсон отправились на прогулку вдоль озера Онтарио, на берегу которого располагался Скарборо. С высоких утесов они видели противоположный берег, но соседний штат Нью-Йорк, находившийся в нескольких десятках километров не был виден. Ночью опять шел снег, и вся семья вдоволь наигралась в снежки. Попав с третьей попытки в цель, которую он наметил для себя, — голову отца, Джейсон воскликнул:

— Эх, нам бы в Майами хоть немножко снега!

Он получился у них с Карен маленьким здоровячком, широкоплечим и длинноногим. В его огромных карих глазах уже в этом возрасте нередко читалась взрослая задумчивость, словно мальчишка знал, сколько интересных открытий ему предстоит совершить в жизни, хотя не вполне понимал, как он это сделает. Но гораздо чаще лицо его озарялось ослепительной улыбкой, словно напоминая взрослым с их проблемами, что этот солнечный мир все-таки создан для счастья.

Отряхнув друг друга от снега, они пошли дальше. Как редко им доводится побродить вот так втроем, подумал Эйнсли, обнимая жену и сына за плечи!

Когда непоседливый Джейсон убежал от них вперед, Карен сказала:

— Наверное, самое время сообщить тебе интересную новость. Я беременна.

Малколм остановился и удивленно посмотрел на нее.

— Но я думал,..

— Я тоже так думала. Видишь, как ошибаются иногда врачи. Я проверялась дважды. Во второй раз позавчера. Не хотела говорить тебе прежде, чтобы не подавать нам обоим пустых надежд. Только подумай, Малколм, у нас будет еще один маленький!

Они давно хотели завести второго ребенка, но гинеколог сказал Карен, что у нее это вряд ли получится.

— Я хотела все рассказать тебе в самолете по пути сюда…

Услышав это, Малколм с досадой хлопнул себя ладонью полбу:

— Представляю, как я испортил тебе вчера настроение! Милая, прости.

— Я больше не сержусь на тебя. Ты не мог поступить иначе. А теперь мы вместе и ты все знаешь. Ты счастлив?

Вместо ответа Малколм крепко обнял ее и поцеловал.

— Эй, вы двое! — окликнул их Джейсон и рассмеялся. И когда они обернулись, в них уже летел пущенный меткой рукой снежок.

Глава 6

В первый рабочий день Малколму не удалось даже подумать о деле Элроя Дойла. Его стол оказался завален папками и бумагами, накопившимися за четыре дня.

Прежде всего он должен был разобраться со счетами, которые выставили его детективы за сверхурочную работу. Он положил их перед собой. Сидевший за соседним столом Хосе Гарсия приветствовал его так:

— С возвращением, сержант. Приятно видеть, что вы умеете выделять действительно важные бумаги. — И кивком указал на счета.

— Знаю я вас, парни, — усмехнулся Эйнсли. — Вам бы только побольше деньжат заколотить.

Гарсия изобразил обиду:

— А как иначе семью-то прокормишь?

Оба шутили, но на самою деле оплата сверхурочной работы составляла важную часть бюджета семьи каждого из них. Как ни парадоксально, но при том, что в детективы производили только лучших из лучших, такое повышение в полицейском управлении Майами не сопровождалось увеличением жалованья.

Каждый час переработки сыщики детально описывали в докладной, к которой прилагался счет, эти бумаги подавались на утверждение сержанту, который командовал группой, Эйнсли ненавидел арифметику и поспешил закончить подсчеты как можно быстрее.

Но на очереди были бланки полугодовой аттестации сотрудников — на каждого сыщика из своей команды Эйнсли писал от руки характеристику, передавая затем секретарше, чтобы она их перепечатала. А потом еще и еще бумаги: рапорты детективов по текущим расследованиям, включая ряд новых дел об убийствах, — со всем этим он должен был ознакомиться, завизировать и в случае необходимости дать оперативные указания.

— В такие минуты, — пожаловался Эйнсли сержанту Пабло Грину, — я чувствую себя занудой-клерком из романов Диккенса.

Вот почему только ближе к концу рабочего дня он смог переключиться на дело Дойла. Захватив с собой диктофон, он отправился в кабинет Лео Ньюболда.

— Почему ты явился ко мне только сейчас? — спросил лейтенант. — Впрочем, я и сам догадываюсь.

Пока Эйнсли возился с диктофоном, Ньюболд отдал распоряжение секретарю ни с кем его не соединять и плотно закрыл дверь.

— Давай включай запись, мне не терпится ее прослушать.

Эйнсли поставил запись с самого начала, с того момента, как он включил магнитофон в маленькой комнате в непосредственной близости от зала казней. Сначала ничего не было слышно, потом раздался звук открывающейся двери, когда Хэмбрик, молодой офицер тюремной стражи, привел закованного в цепи бритоголового Элроя Дойла, вместе с двумя надзирателями, затем послышались шаги капеллана Аксбриджа, вошедшего последним. Эйнсли тихо комментировал.

Ньюболд внимательно вслушивался в голос — пронзительные реплики тюремного священника.., потом едва различимый голос Дойла, обращающегося к Эйнсли:

“Благословите меня, святой отец…” Вопль Аксбриджа:

“Это богохульство!”… Слова Дойла: “Уберите эту мразь отсюда!”

Ньюболд покачал головой:

— Невероятно.

— Подождите, то ли еще будет.

Чтобы расслышать “исповедь” Дойла, пришлось напрягать слух, так тихо он говорил.

“Я убил несколько людей, святой отец”…

“Первое убийство… Кто это был?”

“Япошки из Тампы”…

Ньюболд — весь внимание — стал быстро делать заметки.

Дойл, между тем, признавался в убийствах… Эсперанса, Фросты, Ларсены, Хенненфельды, Урбино, Темпоуны…

— Цифры не сходятся, — сказал Ньюболд. — Знаю, ты говорил мне об этом, но я все же надеялся…